Колокольчики и животный мир

Быки и коровы

• И. Лапина. Королевский бал на коровьем пастбище
• Л. Францек. Альпийские луга Австрии

---

Королевский бал на коровьем пастбище

26 января 2009 по Восточному календарю начинается год Быка или же Коровы. Эти добродушные, на первый взгляд, животные полюбились изготовителям колокольчиков. Более того, с давних пор существует даже особый вид – «коровьи колокольчики». Действительно, какая корова без колокольчика!

Монреалю также полюбились коровы. В подтверждение этому одна даже улеглась прямо перед зданием Музея изобразительных искусств (Музе де Бозар). Эта статья была написана в 2003 году для газеты «Место встречи – Монреаль», а позже опубликована в книге «Bonjour, Монреаль!»

Ирина Лапина

---

Я только-только закончила статью, посвященную необычной теме – коровам на улицах викторианского Монреаля. Включила телевизор и обомлела: прямой эфир показывал коров на улицах города Квебека! Так мой материал неожиданно стал очень актуальным.

29 октября 2003 года к зданию Парламента в Квебеке пришли четыре тысячи фермеров из привинции. С собой они привели двадцать семь коров – по числу министров в провинциальном кабинете Жана Шаре. На шее каждой коровы болталась бирка с именем министра. Мишель Десуро, президент Федерации производителей мяса и молока Квебека сказал: «Сегодня мы осуществили эту символическую акцию. Мы передаем этих животных двадцати семи членам кабинета, каждому по корове. От имени фермеров я заявляю, что с этого момента эти коровы принадлежат министрам, и они несут отвественность за них». Демонстранты держали плакаты и скандировали лозунги.

Зачем и почему?

После случая «коровьего бешенства» в провинции Альберта мясо-молочная промышленность Квебека тоже терпит огромные убытки. В порядке оказания помощи фермерам на период до 31 октября совместный федеральный и провинциальный фонд выделил 51 миллион долларов, но задерживает выплату субсидий. Квебек обещал выделить 21 миллион в октябре, но тоже решил подождать. Спор с Оттавой затянулся. В результате деньги до сих пор не выплачены.

Демонстранты заявили, что не в состоянии прокормить свои семьи, не говоря уже о скотине. Министр сельского хозяйства Франсуаза Готье пообещала решить вопрос в ближайшее время, а пока успокоила демонстрантов тем, что квебекский кабинет уже нанял фермера, который будет следить за «министерским стадом». Итак, двадцати семи буренкам фантастически повезло, а что же будет с остальными квебекскими коровами!?

В те давние, давние времена, когда университет Мак-Гилл еще не был университетом, а колледжем, и когда стоял только один его главный корпус, а на месте нынешних факультетов и лабораторий были поля, поля... Вот эти самые-то поля облюбовали... нет, не студенты, играющие в странную игру с клюшками и плоской деревяшкой (ныне известную как хоккей), а коровы! Вернее, не коровы, а их владельцы.

Первыми своих буренок под окна студенческих аудиторий стали выпускать сами профессора. В 1847 году колледж только набирал силу, жил на великодушные пожертвования, в первую очередь, благодарность ему великая, от Джеймса Мак-Гилла. А потому доходы имел маленькие и старался низкую зарплату компенсировать... нет, не мылом и туалетной бумагой, как это делали некоторые российские фабрики и заводы в славные времена Перестройки, а коровами, бесплатным жильем при колледже и акрами первосортного пастбища, где профессора могли выгуливать скот.

Так, Леону Монтье, преподавателю французского языка, была выделена комната в восточном крыле здания колледжа и пол-акра земли в северо-восточном углу территории колледжа, чтобы пасти свою корову и разбить нехитрый огород.

Вспоминая дела пятнадцатилетней давности, я осознала, до чего же неоригинальны были руководители нашего института, переименовав его в университет, и по этому случаю выделив всем сотрудникам, начиная от самого титулованного профессора до уборщицы в лаборатории, по четыре сотки жутко неудобной землицы под картошку, расположенной под высоковольтной линией и к тому же зараженной проволочником.

Нужно сказать, что профессора колледжа Мак-Гилл были людьми не жадными, ограды вокруг своих пастбищ не ставили и великодушно разрешали пасти свою живность другим горожанам. В первую очередь этим воспользовались, конечно, те, что жили неподалеку.

Спустя короткий срок вокруг учебного корпуса стали бродить стада, подбадривая своим ревом незадачливых студентов, которые, чтобы не слушать занудную лекцию профессора, сладко дремали на последней парте. Время от времени преподаватели поднимали «коровий вопрос» на своих совещаниях и сурово вопрошали вице-ректора: «В каком состоянии находятся земли, переданные колледжу?» Он отвечал: «Они находятся в общем состоянии, и с ними может быть сделано все что угодно». Достойный ответ, совсем в духе нынешнего президента наших южных соседей.

Итак, земли колледжа никак не использовались и не охранялись. На ограду денег не было. А потому каждый, кто имел корову и жил неподалеку, приводил ее сюда пастись. Почему-то руководству колледжа не приходило в голову взимать за это плату.

Все это «коровье безобразие» продолжалось до 1855 года, когда молодой Вильям Даусон (в последующие годы сэр Вильям) прибыл из Новой Шотландии, чтобы возглавить университет. В конце жизни он вспоминал свое первое впечатление от университетского городка, каким он увидел его тридцать восемь лет назад: «Я впервые увидел колледж в октябре 1855 года. Земли не имели никакой ограды, и на них паслись стада скота, которые не только поедали всю траву вокруг, но и продирались через кустарники, оставляя почему-то нетронутым только большой вяз – «дерево основателя» (это дерево было посажено Джеймсом Мак-Гиллом, к сожалению, оно дожило только до 1975 года).

Продолжая «коровью» тему, заметим, что тогда многие монреальцы держали коров в сараях позади дома. Люди с недоверием относились к покупному молоку, боялись «больной» коровы. Многие предпочитали иметь свою собственную скотину, следили за ней, и молоко было всегда свежее.

«Однако хорошее молоко невозможно получить от коровы, постоянно находящейся в сарае. Коров нужно пасти», – именно такую фразу сказал как-то один известный юморист, выступая, подобно мне, с «коровьим вопросом». Мало кто из монреальцев имел большие собственные земли. А потому все предпочитали платить каждое лето пастуху, и он пас коров на пастбище.

Каждое утро буренок выводили из дома, пастух весело гнал их по улице, насвистывая песенку, может быть, похожую на «Марш веселых ребят» в исполнении легендарного Утесова: «Легко на сердце от песни веселой, она скучать не дает никогда...». Вечером усталое стадо возвращалось домой. Летом мальчишки-пастухи гнали стада по улицам Монреаля. Созывая коров, мальчики с удовольствием дудели в рожки.

Чудесное пастбище располагалось вдоль улицы Пил по ее западной стороне, неподалеку от угла с Сент-Катрин. Коров водили сюда до шестидесятых годов XIX века. Пастбище считалось лучшим, поскольку было недалеко от жилья. Но вот грянуло событие, когда бедным животным и их пастухам пришлось отправиться на другие, не столь привлекательные в плане расстояний пастбища.

Летом 1860 года на открытие моста «Виктория» ожидалось прибытие в Монреаль принца Уэльского, сына королевы Виктории и наследника престола. Городские власти оказались в большом затруднении: в городе не было столь просторной бальной комнаты, чтобы вместила всех знатных персон, прибывающих со свитой принца, и всех именитых канадцев, желающих предстать пред сиятельной особой.

На заседании городских властей, среди жарких споров и несуразных предложений, вдруг прозвучало одно, на первый взгляд нелепое: «А что если на пастбище по улице Пил сделать площадку для бала? Там и просторно, и на воздухе». Сказано, сделано...

Пять недель бойко стучали топоры. Был построен временный, весьма замысловатый круглый павильон с башенками, в которых располагались ложи знатных особ. Его освещали две тысячи газовых ламп. Он мог вместить до десяти тысяч гостей. Все коровье пастбище покрыл гигантский, хорошо струганный и отполированный деревянный настил. Монреальские плотники не успели изобразить замысловатые узоры, наподобие имевшихся в королевских паркетных бальных залах. Но к радости всех умельцев, ни одна дама не пожаловалась после бала, что порвала свою шелковую туфельку или занозила ножку.

27 августа принц принял участие в бале, на котором присутствовало четыре тысячи монреальцев. Корреспондент газеты «Таймс», который приехал на встречу с принцем, завуалированно посмеялся над монреальской выдумкой в своей газете: «Всего за пять недель до даты знаменательного бала на этом месте еще бродили стада коров». Впрочем, принц не обиделся. Монреальцы принимали высокопоставленного гостя прекрасно: аромат духов и обольстительные улыбки местных красавиц, свежий воздух, великолепный вид на гору Монт-Ройял, синее бездонное небо, приветственные речи и веселая музыка... Что еще надо? А запаха навоза не чувствовалось.

Интересна дальнейшая судьба павильона, названного «Ля Минерв». Принц отбывал из Монреаля, намереваясь 18 октября посетить бал в его честь в Бостоне. Монреальцы оказались удачливыми предпринимателями. Всего за шестнадцать дней павильон быстро разобрали, погрузили на несколько железнодорожных составов и отправили в Бостон, за шестьсот километров, где он и был воссоздан. Принц Уэльский, оказавшись в бальной зале, как две капли воды похожей на ту, монреальскую, в недоумении заметил, что архитектурные вкусы бостонцев близки вкусам монреальцев.

А монреальские коровы, к их великой радости, вернулись на свое пастбище.

В Монреале было много других пастбищ: на месте нынешней площади Виже, на восточной стороне улицы Маккей, чуть повыше Сент-Катрин. Еще одно пастбище было в западном конце улицы Дорчестер. Его-то, задушевно беседуя с друзьями зимним вечером 1926 года, вспоминал убеленный сединами Генри Биркс, основатель знаменитой фирмы «Генри Биркс и сыновья». «Мое детство прошло в сороковые годы на монреальских улицах. Особенно я любил пастбище, где пастухом был один вечно дремлющий мужик по имени Каннингем. Обожая различные розыгрыши, я часто гонялся за его коровами. В свою очередь, обозленный, что ему не дали подремать, Каннингем гонялся за мной с палкой».

Любопытно, но «коровьему» вопросу уделяли немало внимания в сводке монреальских новостей. Коровы часто уходили и наносили ущерб соседним полям или садам. Время от времени полиция волокла на бойню одиноко бродившую корову (по всей видимости, отставшую от стада по вине растяпы-пастуха), и разгневанный хозяин метал гром и молнии.

Нередко спорили из-за ущерба, нанесенного коровой: «Кто виноват – владелец коровы, пастух или владелец пастбища, не позаботившийся о надежности ограды?» Чтобы избежать подобных споров, владельцы пастбищ стали вешать объявления, наподобие вот этого, относящегося к 1866 году: «Пастись могут только те коровы, которые согласны нести отвественность за любой ущерб, нанесенный соседским полям». Монреальцы от души смеялись над этим объявлением, подшучивая над хозяином: «Какими деньгами будет платить корова?». По новому тексту платить должны были все же не коровы, а владельцы.

«Коровья эра» в Монреале затянулась. Кое-кто продолжал держать «родимых» в сараях, даже когда на улицах появились первые автомобили. Вот случай, описанный неким Альбером Парре из Вердана, опубликованный в 1982 году «Газетт».

«В 1916 году мне было четырнадцать лет. Однажды я и мой друг вели корову по улицам Бридж, Веллингтон к дому нашего общего приятеля, жившего на улице Сент-Урбан… Только вообразите – пересекаем Сент-Катрин (ныне центральная улица города, прим.авт), а между нами идет корова! На южном углу площади Филлипс (напротив магазин «Бэй», прим. авт.) с нами сталкивается дама, только что, как она сказала нам, приехавшая из Лондона. Она прожила всю жизнь в Лондоне и никогда не видела коров. Мы протолковали с ней чуть ли не полчаса, так ей было любопытно узнать все о коровах».

Думается, что если бы современному монреальцу повстречались мальчишки с коровою на улице Сент-Катрин, это вызвало бы не меньшее количество вопросов. Впрочем, может быть, и нет. Современные горожане привыкли ко всему. Вот привел же один чудак верблюда к собору Нотр-Дам, когда Селин Дион крестила своего младенца. Ну и что!?

Наверное, ностальгия по старым добрым временам привела на нью-йоркские улицы гипсовых коров, раскрашенных во все цвета радуги, а Торонто в позапрошлом году посетили лоси. Помню, как в неописуемом восторге мы принялись щелкать кнопкой фотоаппарата. К счастью, пленка быстро закончилась, а то получился бы целый «лосиный альбом».

И все же далеко канадским и американским городам с их «искуственными монументами» до живых коров, спокойно разгуливающих по улицам индийских городов!

Ирина Лапина

---

Альпийские луга Австрии

Ведущая отрасль сельского хозяйства Австрии – молочное животноводство. А почему так хорошо живется в этой стране коровкам? Потому, что там есть альпийские луга. Луг – в широком смысле – это тип растительности, характеризующийся господством многолетних травянистых растений, главным образом злаков и осоковых. Он характеризуется достаточным или избыточным увлажнением. Общее для всех лугов свойство состоит в наличии травостоя и дернины. Различают материковые, пойменные и горные луга.

Альпийский луг характерен для горных стран. Там преобладают низкие многолетники (10-15 см) с крупными яркими цветками и розеточные растения.

Наиболее распространены осоково-злаковые луга и альпийские «ковры» (матты). Альпийские луга используются как пастбища.

Вот почему на колокольчике написано «Австрия» и изображена коровка с цветком с альпийского луга во рту.

Лариса Францек

Источники: finam.ru, glossary.ru