Волшебная страна UZ. Исчезающее море

- Зачем нам туда ехать, — спрашиваю я. Мне совсем не хочется много часов подпрыгивать в трясущемся внедорожнике по пустыне.

- Затем, что это море может скоро высохнуть совсем. Нужно успеть увидеть хотя бы то, что от него осталось, — слышу я в ответ.

Переубедить не удастся, я это знаю. Остается только вздыхать и соглашаться. Однако даже и не предполагала, сколько разных интересных вещей увижу в поездке по Каракалпакии.

Итак, едем. Нукус — город в основном малоэтажный, хотя и столица Каракалпакии. Зелени мало. Почва покрыта белыми пятнами. Это соленые грунтовые воды очень близко подходят к поверхности, вот и выступает соль. Амударья, раньше широкая, полноводная, великая, та, через которую Александр Македонский переправлялся три года, теперь выглядит небольшой мутноватой речкой. Просто недоразумение в песках. Позже, в июле-августе, говорят, будет разлив, дела станут лучше на какое-то время.

Первая остановка — некрополь Миздахкан. Сейчас это действующее мусульманское кладбище, но на нем есть очень древняя часть. Чаще всего рассказывают про мавзолей Нузлумхан сулу. Нузлумхан – имя девушки. Сулу означает красавица. Есть легенда, которая гласит, что принцесса, своенравная и капризная, повелела архитектору, полюбившему ее, построить дворец. Архитектор построил. Девушка потребовала броситься вниз, он сделал. Разбился. Принцесса прыгнула следом. А что ей еще делать оставалось? Кстати, это не единственная версия легенды.

Позже, когда мы ездили по крепостям древнего Хорезма с интереснейшим человеком по имени Октябрь, археологом, влюбленным в свое дело, мы услышали много необычайных вещей. Октябрь, как он нам рассказал, занимается собиранием легенд родного края. Но это еще не все. Он пытается установить, а есть ли в той или иной легенде хоть какая-то доля истины. Если речь идет о принцессе, то кто она, какой страны принцессой была? Вот, что удалось выяснить. В мавзолее три погребения, и на одном из них (женском) нашли надпись «мегаше». Долго пытались установить, что бы это могло значить, изучили много литературы. Удалось понять, что «мегаше» слово, пришедшее из Индии, означает оно «прислужница». Вполне логично сделать предположение, что принцесса, вероятно, приехала из Индии в эти края с караваном, при ней состояла служанка. Путь продолжить было невозможно, и красавица осталась здесь жить. Куда она направлялась и по каким делам, как я поняла, установить, пока не удалось.

А вот ехать дальше оказалось нельзя по следующим причинам. Всем нам, конечно же, известно такое понятие, как Великий шелковый путь. Это не одна дорога, а целая сеть караванных маршрутов. В период монгольских набегов территория современной Каракалпакии была сильно разорена, торговые пути стали опасны, а сама торговля оборвалась на долгий срок. Вот поэтому, предполагают, девушка и осталась здесь. До того как мавзолей использовали в качестве места погребения, он являлся караван-сараем. Но не стало торговли, не стало купцов из-за монгольского разорения, здание опустело, вот его и перепрофилировали. Большая часть мавзолея находится под землей, надо спускаться вниз по ступенькам. Однако его купола возвышаются над поверхностью земли. Выглядит вся постройка очень эффектно и внутри, и снаружи.

Другое сооружение, которое привлекло наше внимание, это Шамун-наби. Про него мы также очень подробно расспросили Октября. Это тоже мавзолей, и он оказался интересен нам своими семью куполами и очень длинной могилой внутри. Однако, как рассказал нам Октябрь, при детальном изучении выяснилось, что никакого захоронения там нет, и никогда не было. Предполагают, что Шамун-наби – мавзолей-памятник религиям, которые исповедовали люди на этих землях: христианство, ислам, буддизм, зороастризм, поскольку и купола, и квази-надгробный камень, и знаки на нем являются символами какой-либо религии. Например, купола. Они очень часто используются и в христианстве, и в исламе. А окружность (основание купола) в зороастризме означает замкнутую Вселенную. На камне есть изображение лотоса, оно из буддизма. Вот такой интересный памятник.

Рядом с Миздахканом находится крепость Гяур-кала Ходжейлийская. Наш водитель Виктор поинтересовался, хотим ли подъехать ближе. Конечно! Гяур-кала возникла очень рано, даже до нашей эры, и просуществовала до прихода монголов (XIII век). Крепость неверных (гяуры — неверные), потому, что жили там огнепоклонники — зороастрийцы. Оборонительные стены очень мощные, это видно, несмотря на то, что от них осталось не так уж и много.

Забираемся на холм, солнце печет, из-под ног разбегаются ящерки. То тут, то там попадаются осколки керамики с орнаментом. Очень хочется взять с собой, но держусь, а то поймают на таможне при выезде, уведут в зиндан. Не хочется. Поэтому только фотографирую. Дохожу до того места, где видны остатки фундаментов, узкие коридоры. Интересно, что это было? Какое-то здание? Группа знаний?

Подбираюсь осторожно к краю обрыва, где кусок стены. Высоко. Тяжело было врагам брать штурмом эту крепость. Спускаюсь вниз, надо двигаться дальше.

Мы на море едем, но до него еще далеко. Спустя какое-то время после Миздахкана останавливаемся на обед. Едим вкуснющие манты с не менее вкуснющим катыком. Это кисломолочный продукт, похож на йогурт без сладких добавок. Проходим через двор чайханы, где остановились, я обращаю внимание на ведро с мутновато-серенькой водой. «Ее что, прямо из реки берут?», — спрашиваю у Виктора. Он отшучивается. Я надеюсь, она не для питья предназначена… Подозрительное молчание мне в ответ. Ладно. По принципу Скарлетт О’Хара, не буду думать об этом сейчас.

Далее наш путь лежит по пустыне, и следующая остановка — плато Устюрт. Сплошь нереальный космический пейзаж. Плато появилось много миллионов лет назад, когда не было ни Каспийского моря, ни Аральского, ни Черного, а на Земле властвовали воды огромного океана Тетис, по древнему дну, которого мы сейчас едем. Предполагают, что здесь сталкивались течения, они и двигали слои породы, образовав высокие уступы.

Поднимаемся наверх, выходим из машины. Ветрище такой, что шляпу приходится держать руками, иначе полетит она белой птицей по бескрайним просторам. С высоты пока хватает взгляда, кругом пустыня, переходящая там далеко, у горизонта в синее небо.

Продолжаем путешествие. Озеро Судочье когда-то соединялось протокой с Аральским морем. Виктор говорит, что давно здесь было теплоходное сообщение с Муйнаком. Останавливаемся около руины, возможно, в прошлом это маячный знак. Озеро внизу, под нами. После холмисто-пустынной полосы желтой земли идет голубая вода с камышовыми островами.

Озеро кажется оазисом в пустынном крае. Едем в поселок Урга, что на берегу. Он всегда был местом ссылки. При царе сюда отправляли польских революционеров, при Советском Союзе иных неугодных. Потом ушел Арал, резко изменился климат, покинули здешние места и люди. Поселок опустел очень быстро, буквально за год, по словам Виктора. Дома разрушились. Такое ощущение, что это место постигла война. Вот тут была школа, тут детский сад. Возможно. Теперь это скелеты зданий. Жутко.

В поселке продолжают жить несколько рыбаков. Они оборудовали ледник, где хранят улов. Работают вахтовым методом. Сейчас нерест, рыбная ловля временно запрещена, но люди не уходят. Стерегут сеть, чтобы не украли. Я подхожу как можно ближе к воде, насколько позволяет болотистый берег. Передо мной простирается камышовое царство. По-прежнему солнце испытывает нас на прочность. Посреди двора изнывает от жары рыжий бобик. Бедняга, что же ты в тень-то не идешь. Спечешься ведь, вон какую шубу себе отрастил. Но у пса, видимо, уже сил нет перемещаться какое-либо другое место.

Покидаем Ургу. Мы на плато Устюрт движемся в сторону Аральского моря. Дороги здесь нет, есть накатанные колеи, которые то сходятся, то расходятся. Пейзаж однообразен — саксаул да полынь. Время от времени из-под колеса выбегает суслик и устремляется куда-то вдаль. Клюем носом все четверо. Мы-то еще поспали четыре часа и на кровати — неслыханная роскошь, а вот наши попутчики из Петербурга имели напряженную ночь и два часа сна в такси между Ургенчем и Нукусом. Тяжело им. Вдруг, Виктор жмет на тормоз, машина резко останавливается. У нас в глазах непонимание, удивление, возмущение. «Поблагодарить» мы не успели. «Черепаху фотографировать будете?», — спрашивает Виктор. Сон как рукой сняло, выпрыгиваем из машины. Под кустом саксаула довольно большая черепаха, она не ожидала стать объектом внимания и моделью.

Ну, казалось бы, черепаха и черепаха. Что тут такого? Не видели разве никогда? В зоопарк все ходили. А вот занятно. Не в аквариуме, а в дикой природе, она воспринимается совсем по-другому. Это в зоопарке мы на нее смотреть ходим, а здесь она живет. Покидаем черепаху.

Через некоторое время. «Вон верблюды, подъедем поближе?», — интересуется Виктор. Мог бы уже и не задавать подобных вопросов, мы, насквозь урбанизированные люди, радуемся каждой мелочи. «Надо осторожно, они хитрые», — комментирует наш водитель и осторожно подкрадывается на джипе к стаду. Выходим. Верблюды, конечно же, видят нас, но пока мы не приближаемся к ним слишком, они спокойны.

Но вот начинают нервничать. Лежащие – встают, щиплющие травку – уходят. Мимо меня горделиво и с достоинством проплывает корабль пустыни, любезно позволяя себя сфотографировать. Я спрашиваю нашего водителя: «Это чьи-то верблюды, или сами по себе?». Оказывается, у них есть хозяин. Дорогу домой знают верблюдицы и ведут стадо.

Движемся дальше. Вот уже вдалеке тонкой полоской показалось море. Виктор останавливает машину над почти вертикальным откосом. «Фотографируйте, утром здесь будут совсем другие краски», — говорит он. Пейзаж впечатляет. Мы на бывшем когда-то берегу моря. Холмистая местность простирается вокруг, но море еще слишком далеко.

Спускаемся по уходящей круто вниз дороге на террасу ниже уровнем, потом еще ниже на песок, едем к воде. Покидаем машину и идем пешком. Песок перемешан с солью, кое-где видны ракушки.

А вот и ребята из Москвы, с которыми стояли вместе в очереди на регистрацию рейса в Домодедово. Где бы встретиться? Они купались, и делятся впечатлением. Дно — это толстый слой топкой грязи, в которую проваливаешься по колено. Надо идти долго, метров тридцать, пока станет возможным делать хотя бы какие-то плавательные движения. Вода очень соленая, однако, как в Мертвом море на ней не полежишь. Соль проявляется неприятными ощущениями, когда кожа высыхает, а обмыться негде, цивилизации вокруг никакой. Поэтому-то мы купаться и не рискнули.

Дошли до воды. Берег усеян ракушками. Значит, кто-то все-таки в Арале живет. Снимаю кроссовки, ну надо же хотя бы зайти в море. Осторожно встаю на узенькую полоску песка между ракушками и грязью, волна, а вернее, ее подобие вяло лижет мои ступни.

Немного гуляем по берегу. Если бы не пустынный пейзаж, лишенный признаков цивилизации, то можно было бы сказать, что это самое обыкновенное море, как и все другие.

По соленому пляжу возвращаемся в машину и едем к месту ночевки. Это палаточный лагерь, разбитый на одной из террас над морем. Наши соседи – петербуржцы, трио с московского рейса и один иностранный турист, у которого Октябрь – персональный гид.

Гуляем. Пейзажи вокруг завораживающие. Солнце садится за холмы, раззолачивая их вершины и создавая красивые виды вокруг.

Один из трех наших домодедовских приятелей Ваня-журналист одалживает фонарик, собирается фотографировать звезды. На ужин — кавардак. Это блюдо такое. Мясо, картошка, овощи, все в кучу, в казан и на огонь. В качестве дров — саксаул. Места нестерильные, дезинфицируемся коньяком, слушаем познавательные рассказы Октября. Радуемся, что послезавтра нам предстоит путешествовать с таким интересным человеком.

Темнеет, начинают загораться звезды. Вот одна засветилась, вот — вторая. Как лампочки, друг за дружкой включаются. Через какое-то время над нашими головами гирляндой растянулась Большая Медведица. Поднимаю лицо к небу, как давно я не видела ясное безоблачное небо, в бешеной московской суете и постоянной гонке такое невозможно — лежать, смотреть в небо, любоваться звездами. Идем спать, ночевка у нас в палатке. В первый раз в жизни со мной такое. Ничего, нормально. Спальный мешок — очень теплая, уютная вещь.

На рассвете будильник голосом Октября безжалостно разбудил нас всех, собственно, этот самый рассвет и смотреть. Я не планировала, но раз уж глаза раскрылись, надо встать и идти. Не пожалела. Сильнейший ветер накинул на голову капюшон и загнал меня на вершину холма. Глубокий вдох… Многое в этой поездке было в первый раз. Подобные виды — тоже. На всех морях, где довелось побывать, солнце, обычно, в море садилось. Здесь же огромный апельсин поднимался из воды, заливая все вокруг розово-золотистым светом.

На стремительно голубеющем небе, над моей головой, еще висел месяц. Что это за пейзажи? Лунные? Венерианские? Вон в том месте, где песчаная коса делает загиб, очень похоже на кольца Сатурна (утреннее фото я делать не стала, вечернее представлено выше). Как будто кадры из фантастического фильма. Целая огромная Вселенная раскинулась передо мной, и я в ней маленькая песчинка. Все мои хлопоты и заботы, от которых сбежала сюда, ничтожны и несущественны, когда есть такой рассвет, холмы, скалы и трагическое Аральское море.

На завтрак стал открытием растворимый кофе, разбавляемый не водой, а зеленым чаем. Интересный вкус.

Уезжаем с места ночлега. Сейчас мы должны будем подняться наверх, обратно на плато и доехать до каньона, потом спуститься вниз, часть пути до Муйнака проделать по бывшему дну Аральского моря.

По дороге к каньону на плато Виктор показывает нам старые захоронения, выложенные из камней. На некоторых камнях знаки.

Из окна машин наблюдаем охоту какой-то хищной птицы. Она спикировала, поймала змею, и теперь мощными взмахами крыльев поднимается от земли вверх. Мужчины выставляют фотоаппараты в окно и жмут кнопки быстро-быстро. Вот это да! Я раньше такое только по телевизору видела, в фильмах о дикой природе. Удача, так удача.

Каньон — это огромный разлом на плато, по краям и на дне нагромождение скал, слоев породы, выглядящих, как сказочные замки, как крепости с башнями и воротами. Фотографируем всю эту красоту. Я хочу сделать снимок, чтоб ущелье было видно как можно глубже, для чего ложусь на самый край. Вроде, получилось.

Теперь спускаемся на дно моря. Отвесные стены плато по-прежнему кажутся мне крепостью с башнями. Останавливаемся смотреть маленькую черепашку. Однако вид вокруг куда как интереснее. Взгляд падает на проржавленнй остов то ли микроавтобуса, то ли чего-то грузового. Виктор спокойно так объясняет, что, мол, тут же дорога крутая, вот машины и переворачиваются в плохую погоду. И далась нам эта черепашка? Ехали б себе и ехали…

Выбираемся на песок. Абсолютно плоская территория вокруг, поросшая коричневым кустарником, который кажется неживым, как и это некогда морское дно. То тут, то там встречаются солончаки. В соленом же песке видны ракушки. Вот здесь в полной мере и осознаешь всю страшную катастрофу, произошедшую с Аральским морем. Мы видим газовые вышки, компрессорные станции, небольшие поселки при них там, где когда-то плескались волны. Печаль охватывает при взгляде на этот песок и ракушки в нем.

До начала шестидесятых Арал являлся четвертым по величине озером в мире. Вода в нем была не соленая, а минеральная. Водилось очень много видов рыб. Своя рыболовецкая флотилия, рыбоконсервный завод в Муйнаке, богатая флора и фауна на берегах моря и в дельте Амударьи. Потом вода стала вдруг уходить. Днем позже мы путешествовали с Октябрем по крепостям древнего Хорезма, и я подробно расспросила нашего гида. Мне очень хотелось понять, возможно ли возрождение моря, известны же случаи, что вода уходила, потом приходила. Ведь на обнажившемся дне же обнаружили мавзолей XVI века.

Октябрь рассказал нам, что да, вода уже уходила. В одном из своих походов Тимур взорвал дамбы на Амударье, и река повернула в Каспий. Постепенно Арал, лишенный подпитки, стал уменьшаться в размерах. Люди шли вслед за морем, оставляя следы жизнедеятельности в виде построек. Весь процесс длился около двухсот лет. Это говорит о том, что даже если в море прекращает поступать речная вода, оно не уходит настолько внезапно, как это произошло в XX веке. Когда в XVI веке Амударья опять повернула в Арал, вода стала прибывать, и море вернулось в свои прежние границы. Октябрь поведал нам то, что слышал от друга своего отца, который в 1964 году стал свидетелем начала катастрофы. Он остановился в Муйнаке в гостинице, расположенной прямо на берегу. Поутру раздались сильные крики и плач. Он бывал на войне и слышал, как кричат люди, в которых стреляют, здесь же все было намного горестнее. Мужчины и женщины стояли на берегу, вода оказалась на много метров впереди. Лодки, привязанные к пирсу, лежали на песке. Люди страдали, море было их жизнью, теперь оно уходило.

По словам Октября, он с другими учеными, занимался проблемой, стараясь найти в древних книгах, манускриптах хотя бы какое-то упоминание о внезапном сокращении уровня воды. Ничего подобного обнаружить не удалось. Арал продолжал стремительно уменьшаться. К началу девяностых годов прошлого века он распался на два водоема Малый (Северный) Арал, что на территории Казахстана, и Большой (Южный) Арал. В 2001 году Большой Арал разделился еще на два водоема — Западный (более глубокий) и Восточный. В 2009 году высох восточный водоем. Северный Арал отрезали от Южного дамбой, чтоб предотвратить сток воды туда, и теперь маленькое море постепенно наполняется, подпитываемое Сырдарьей. Там начинает возрождаться рыболовство, подниматься экономика в регионе. Судьба же Южного моря так и не определена. Считается, что невозможно уже восстановить все море, как оно было раньше.

Причиной гибели Арала видят, прежде всего, в том, что много воды из Амударьи и Сырдарьи тратиться на поддержание земледелия. Увеличение площади хлопковых полей потребовало больше оросительных каналов. Выращиванием хлопка занимается на только Узбекистан, но и Таджикистан, и Туркменистан, находящиеся выше по течению Амударьи. Реку практически полностью разбирают на полив, правительства стран не собираются ничего изменять, т.к. хлопок идет на экспорт, и деньги от его продажи составляют значительную часть государственного бюджета. У нас газово-нефтяная труба, а у них хлопковая. В результате воды Амударьи уже не подпитывают Южный Арал, он в плачевном состоянии. Ученые предлагают конкретные способы, как исправить ситуацию, что увеличит эффективность оросительных каналов, из которых много воды просто-напросто уходит в песок, и позволит хоть немного наполнить море. На это нужны немалые средства, поэтому проблема пока остается нерешенной.

Октябрь рассказал нам о еще одной версии, почему ушла вода. Основана она на том, что море мелело и раньше, лишенное подпитки речной водой, и происходило это постепенно, а сейчас – как будто гигантскую пробку из сливного отверстия вынули. Есть предположение, что Каспийское и Аральское моря связаны между собой подземными реками. Могло произойти маленькое локальное искусственное землетрясение (вызванное, например, испытаниями на каком-нибудь военном полигоне, их располагалось немало вокруг), открывшее путь воде, и она перетекла из одного моря в другое. Уровень Каспийского моря ведь повышается. А на открывшемся дне Арала, недалеко от того места, где мы съезжали на дно с плато, обнаружены разломы. Ширина их два-три метра, длина по нескольку километров, глубину никто не измерял. Октябрь предупредил нас, что это всего лишь версия, но она имеет право на жизнь.

Я читала про Каспийское море, пытаясь установить связь с Аральской катастрофой. Действительно, и об этом говорит не один сайт, и не два, уровень воды в Каспии повышается. Однако происходит это с 1978 года, а не с 1964, когда начал уходить Арал. Вода в Каспии прибывала до 90-х, потом ее уровень немного понизился, потом стал снова повышаться. У меня слишком мало знаний в данной области, чтобы делать какие-то выводы, но есть логика, которая порождает вопросы. Если в одном море уровень воды понижается, а в другом повышается, то логично выдвигать версию об оттоке Арала в Каспий, но больше десяти лет в обоих морях уровень воды снижался одновременно. Почему? Какой-то промежуточный резервуар, где вода сначала скапливалась, а потом отправлялась в Каспийское море? Или было два независимых процесса? Вода в Каспии убывала быстрее, чем поступала вода из Арала, а потом все стабилизировалось? Непонятно. Человеческая жизнь и жизнь древних морей просто не сравнимы друг с другом. Времени нужно необыкновенно много, чтобы наблюдения дали результат. Возможно, когда-нибудь загадка и раскроется.

Съезжаем со дна моря на асфальтовую дорогу, построенную недавно. Хотя не очень понятно, где здесь суша, которая изначально таковой являлась, а где суша новообразованная. Раньше плескались морские волны, теперь пустыня Аралкум. Справа и слева от нас желтые барханы, поросшие саксаулом. Это немецкий проект. С самолетов пески засеваются, чтобы предотвратить перемещение пыли и соли. Добираемся до Муйнака. Октябрь, уроженец этого города, говорил, что в начале шестидесятых годов прошлого века население составляло около 100 000 человек. Теперь едва ли удастся насчитать больше 10 000. С уходом моря жизнь в городе стала совсем иной. Рыбоконсервный комбинат еще какое-то время работал, потом прекратил. Судоходство тоже перестало существовать. Однако город не производит впечатление брошенного. Здесь живут люди, навстречу нам дети шли из школы, весело подтрунивая друг над другом.

«Вот сюда доходила вода», — Виктор показывает рукой. «Я здесь мальчишкой купался, двенадцать лет мне было», — говорит наш водитель. Судя по словам Виктора, мы едем по самой кромке пляжа. Останавливаемся на набережной Муйнака. Без воды. Под нами пустыня, на песке лежат в ряд ржавые корабли, вниз ведет лестница. Я думала, что по ней раньше попадали к месту для купания. Нет, лестницу построили потом, когда вода уже ушла. Песок тоже нанесло позднее, не сразу, год за годом формировался Аралкум.

Спускаюсь с набережной вниз. Пустыня здесь теперь хозяйка. Вокруг – море песка, барханы – волны, подернутые легкой нарисованной ветром рябью. Брошенные корабли – немые рыцари ушедшего Арала, привидения. Именно они, а не обелиск на верху, памятники павшему морю. В том месте, где они сейчас находятся, глубина составляла метров десять, как Виктор рассказал. Дохожу до двух кораблей, стоящих особняком. В тени от палящего солнца прячется корова, и ни души вокруг, наши попутчики бродят где-то далеко. Поворачиваю обратно, то и дело в песке попадаются ракушки. Такое впечатление, что прогуливаюсь по обычному, курортному пляжу где-нибудь в Анапе или Феодосии, только вот, шум прибоя здесь уже давно никто не слышал.

На набережной памятник Аральскому морю. На одной стороне обелиска изображен Арал в границах 1960 года, на другой стороне – какой он сейчас. Плакаты, стоящие рядом, показывают постепенное убывание воды в разные периоды времени. На выезде из Муйнака останавливаемся фотографировать приветственный знак, на котором изображены стилизованные волны. Несмотря на то, что море отступило на 150 километров от портового города, этот знак так и не поменяли. Еще один «монумент» безвозвратно ушедшему прошлому. Печально все как-то.

Прибываем в Нукус в середине дня. Времени до вечера еще много, поэтому идем в музей. Каракалпакский государственный музей искусств имени И.В. Савицкого известен далеко за пределами республики. Игорь Витальевич Савицкий прибыл в Каракалпакию в качестве художника археолого-этнографической экспедиции под руководством профессора Сергея Павловича Толстова. Савицкий полюбил этот край и остался здесь жить, он начал собирать коллекцию живописи. Благодаря стараниям Игоря Витальевича музей обладает обширным собранием русского авангарда и пост-авангарда.

Никогда я еще не видела столько позитива, собранного в одном месте. Сочные, красочные пейзажи и натюрморты узбекских, каракалпакских художников впечатлили несказанно. Вот стою напротив полотна, а на нем – три сорта винограда и сочная дыня. Так бы и смотрела, пока не выгонят. Жаль, что не смогла найти репродукцию этой картины.

А сбор хлопка… Я поразилась, какие радостные лица у изображенных на картине женщин. Это притом, что жара здесь по нашим меркам просто чудовищная. Если в мае 35 выше нуля по Цельсию, то при сборе хлопка сколько? Даже на тех полотнах, где изображен тяжелый труд людей, присутствуют теплые, яркие, положительные краски.

Савицкий Игорь (1915-1984) Улица в старой Хиве	Антонов Михаил (1956) Восточный базар	Беньков Павел (1879-1949) Минарет Калян

Саипов Кдырбай (1939-1972) Вечер на Аму-Дарье

Много картин посвящено жизни рыбаков на Амударье. Можно понять, какая же это река была раньше, действительно широкая. Корабли ходили и баржи. А теперь? Очень понравились работы и самого И.В. Савицкого: нежные пейзажи, виды старой Хивы.

В этнографическом отделе нас очень заинтересовали украшения. Например, кольцо. Огромное, с выступающими камнями, должно быть оно закрывало половину руки. Обходим витрину, присматриваемся. Кольцо надевалось на два пальца сразу, причем для каждого из пальцев предусмотрено свое отверстие. Ну вот докажите мне, что это не кастет!

Покидали музей в очень хорошем настроении, под сильным впечатлением от увиденного, обсуждали весь вечер, хотя и были наслышаны о коллекции.

Репродукции картин взяты с сайта музея http://museum.kr.uz/russian. А в этой статье http://www.advantour.com/rus/uzbekistan/news/20120221-54.htm можно ознакомиться с интервью, взятом у директора музея Мариники Маратовны Бабаназаровой. В нем помимо интересных фактов есть и фотографии залов музея.

Путешествия | Узбекистан